• Главная
• Карта сайта
• Контакты
• Вход

Анатомия "добрых" дел. Рассказ

Любовь Петровна быстрым шагом возвращалась из храма. Но это ей только казалось, что она шла быстро, поскольку скоро её нагнали две моложавого вида старушки. Они были возбуждены. Продолжалось обсуждение сегодняшней проповеди о необходимости добрых дел, без которых вера мертва. Одна из старушек вспомнила, как отдала своей свояченице мешок картошки, да ещё помогла его докатить на тележке. Другая – как ходила ставить банки больному ветерану войны, живущему за речкой. Воспоминания прерывались вздохами: «ой, грешная я, грешная». «А ты что молчишь, Петровна? – подзадоривали бабушки свою спутницу, спасаться надо, добро творить надо». «Какие тут добрые дела? С ними одна морока, ответила та. – Вон мой Мишутка, внучок, тоже доброе дело сделал, очень хотел мне помочь, посуду взялся мыть…» И, не закончив мысль, махнула рукой. Ей вообще не хотелось ни о чём говорить, она, раба Божия Любовь, сегодня была удостоена Святого Причастия.

Непрошенной, случайной спутницей старушек оказалась и я. В школе я вела литературу – тот же предмет, что и Любовь Петровна несколько лет назад. Дети её любили и признавали своей за молодость души, юмор, справедливость и требовательность по отношению к ним и к себе. «Зайдём ко мне, неожиданно предложила Любовь Петровна, распрощавшись с двумя спутницами на перекрёстке, зайдём, зайдём, я тебе что-то покажу про «добрые дела». В светлой горнице Любовь Петровна неторопливо взяла со стола какие-то листки бумаги и протянула их мне: «Вот, можешь почитать на досуге, это я вместо исповеди написала, сама над собой решила потешиться, чтоб нос не задирался от добрых дел». Это было в духе Любови Петровны. Она никогда не боялась посмеяться над собой. Но, на мой взгляд, этот её небольшой рассказик достоин быть прочитанным в более широком кругу. Вот он:

«Моя соседка Ольга Семёновна заболела. Суета сует, неизбежная спутница любого крестьянского подворья, тем не менее, не смогла удержать меня от посещения больной старушки. Ольгу Семёновну было не узнать. Закутанная в несметное количество платков, шарфиков и платочков, она почти ничего не слышала, а, раскачивая головой, свистящим шёпотом произносила: «Ой, ухи мои так болят, так болят, сил нету». «Так уши болят или одно ухо?» переспросила я её, прокричав несколько раз свой вопрос. «Да это вот болит не можно как, а это – чуток полегше». «Вам надо к врачу, ухо показать, с ним шутки плохи!» прокричала я, стараясь покороче строить фразы, чтоб не сорвать голос. Моя мудрая мысль не произвела на болящую никакого впечатления. «Так наши все на работе, им не отпроситься», слышу в ответ. «Наши» – это её внук с семьёй, который живёт метрах в 150 от бабушки, если идти напрямую огородом. Лучше неё понимаю, чего стоят отпрашивания в наше время с работы, да ещё по причине болезни бабушки. А ехать надо в районный центр. «Так Галина (мать внука, невестка бабушки) могла бы свозить вас на такси туда и назад!» советую я со знанием дела. «Да ты же знаешь, Петровна, что не могу я никуда ездить, до магазина и то с трудом отлучусь, и в церковь не могу пойти». Да, я это знала… Исчерпав все возможности обойтись руководящими функциями, я обречённо спросила: «А капли есть какие-нибудь?» В глазах болящей блеснул огонёк надежды. Она рукой показала на место их нахождения. Достаю, читаю. Одни просрочены, другие – для глаз в первую очередь, а уже во вторую – для ушей. Но свежие. Знакомлюсь с предписанием. В первые дни надо капать через каждые два часа, а потом 3-4 раза в день. Открываю рот, чтоб донести эту врачебную истину до бабушки, и со скорбью понимаю, что никто, кроме меня, ей этих капель капать не сможет. Представила свои заботы и возникающую свою зависимость… Но, не придумав ничего лучшего, распоряжаюсь разматывать платки – будем капать. Предварительные процедуры бабушка претерпела с кротостью необыкновенной, и вот подогретые капельки опускаются по месту их назначения. Неподдельная радость от того, что удалось помочь болящей, и следом же ропот, что опять через два часа надо идти сюда и повторять всё заново, а потом опять и опять. Бодрым голосом докладываю, что приду через два часа, попутно рекомендуя покушать, чтобы были силы побороть болезнь. Уходя, кидаю взгляд на стол, плиту и без дополнительных исследований убеждаюсь, что есть ей нечего. Не до приготовлений видать было. Мелькнуло раздражение на родственников за их невнимание к бабушке и на бабушку за её беспечность. Возвращаюсь через десяток минут с провизией, наливаю, подогреваю, увещеваю. Домашние дела меня терпеливо дожидались, но не успела я хорошенько в них вникнуть и закончить самое необходимое, как прозвенел телефонный будильник – пора к бабушке. Последний раз в этот день я шла от неё уже по темноте, спотыкаясь и едва удерживая себя от нового ропота. Зато утром так радостно было услышать: «Ой, Петровна, спасибо тебе, чуток приутихло, болит, но хоть терпеть можно». Мелькнула самодовольная мысль – вот что значит правильное лечение. Но капли скоро закончились, а новые невестка забыла купить и принести. Лечение нельзя прерывать. Молча натягиваю пальто, беру протянутые деньги и иду в аптеку. Чувствую, как самая настоящая досада, если не злость, стоят на пороге моего настроения. Начинаю подкреплять себя молитовкой – и сразу становится легче. Больше того, появилось какое-то ощущение, что я выполняю свой долг, что нет в моих поступках никакой жертвенности, тем более подвига. Если я православная христианка, я и не могу поступить иначе. Трудно? Да. Хлопотно? Да. Но что с этого? Господь повелел так поступать, и какое значение имеет всё остальное?! «Возлюби ближнего своего…» Что, я хуже самарянина?

На шестой день нашего лечения радостная, сияющая Семёновна не знала, где и посадить меня и чем только и отблагодарить: «ухи» у неё перестали болеть. Чувствую, как тщеславная, слащавая волна самодовольства, накатывает на меня. Ближе к вечеру, теперь уже через моего внука, Ольга Семёновна вновь вызывает к себе. Иду, уже плохо скрывая своё раздражение и недовольство, теперьто что? Оказывается, моя подопечная решила меня отблагодарить. На столе лежали деньги и кулёк со снедью. И поползли из темноты души моей твари подколодные во главе со сребролюбием – чревоугодие, сластолюбие. Но, не колеблясь, разворачиваюсь уходить. С настоящим воплем кидается за мной некогда болящая, отчаянно протягивая деньги. И тут возвысила свой голос прятавшаяся дотоле в тёмных углах души, гордость: «Как это, мне и деньги, что я из-за них разве ухаживала? Неужели не понятно, что я их не возьму?!» Слава Богу, денег Господь всё же не попустил взять. Соборно порешили затратить их на церковные нужды. Дома у меня не преминули заметить, что я зачастила к бабушке. Вначале еле сдержала себя, что бы не нажаловаться, а после опять еле удержалась, что бы не похвастаться. Удержалась с трудом от дел, а помыслы-то полелеяла.

На великое повечерие, по окончании которого в нашем храме обычно проходит исповедь, я шла с внушительным списком грехов. И это всего за одно «доброе дело». Зато утром, после Божественной Литургии, возвращалась домой словно в тумане, сотворённом в глазах от непрошенных слёз. Я ощущала себя ребёнком, забыв о шести десятках лет. Да, оказывается, и такие «добрые дела» принимает от нас Господь. Мы, грешные, понуждаем же своих малолетних детей, внуков к добрым делам, собирая затем за ними разбитые черепки и стирая испачканную одежонку, отмывая их самих. Да ещё и хвалим, благодарим. А как же нас терпит и любит Господь?! Нас, немощных в добродетели, не только терпит, но понуждает к ней, привлекает, создаёт условия для её проявления, просвещая и подавая затем мысль к покаянию. И ещё награждая Своими Таинами…

Мои мысли были прерваны в одно мгновенье. Я увидела, как навстречу мне неуверенно шёл, постукивая палочкой по земле, дедуля. Да только шёл-то он не прямо, а на дерево, в сторону дороги. Оглядываюсь – никого. Мелькнула мысль – дома ждут неотложные дела семейные. Вспоминая и перебирая их в памяти в порядке очерёдности, подхожу к дедуле… Да, на следующей моей исповеди батюшка опять не скучать не будет».

Лариса Болдырева