• Главная
• Карта сайта
• Контакты
• Вход

Александр Гезалов: Сиротство восьмого вида

Автор: АЛЕКСАНДР ГЕЗАЛОВ

Наконец-то в открытом доступе появился фильм Лены Погребижской «Мама, я убью тебя», который расколол общественников на два лагеря. Одни приняли фильм с одобрением, утверждая, что это надо снимать и надо смотреть. Другие ругают Елену и всех, кто закрутил эту общественную капусту. Страсти кипят во всех социальных сетях. Иногда к ним подтягиваюсь я, чтобы поговорить и с теми, и другими.

На мой взгляд, фильм вызывает недовольство в основном тех, кто иногда бывает в детских домах, посещает сирот и делает для них различные программы. Но так как эти НКО или организованные группы на самом деле неглубоко погружены в тему, им жалко детей, которые попали в кадр. При этом, если говорить честно, то от их-то участия жизнь детей не так сильно и меняется. Они продолжают оставаться в коррекционных заведениях. Как и доброволец Маша из фильма, они не понимают, что именно нужно делать. Продолжают посещать детские дома, работать с детьми, но не влияют на системные ключи. Таких добровольцев достаточно много. Несмотря на то, что они получили достаточно глубокие знания о проблемах системы, но оставляют их фактически себе на память, так как не понимают, что с этим опытом делать. Фильм же, на мой взгляд, выполнил как раз ту задачу, которую должны и обязаны доносить до всех и каждого помощники детей – как можно чаще говорить и транслировать эти самые трудности. До власти, до СМИ и до простых граждан, которые о жизни детей закрытых учреждений узнают из таких вот фильмов.

Многие порицают, что в фильме прямым текстом говорят о диагнозах, психических проблемах детей, в том числе и личностных. Но если обратить внимание на то, что мало кто внешне пытается изменить их ситуацию, то показательность «диагноза» самой системы подводит на мысль: «Что все-таки можно всем нам сделать, чтобы и диагнозов ПМПК не было, и дети, мечтающие стать десантниками ими стали? Чтобы мечты, которые есть у детей, проживающих в системе, совпадали с реальностью, и у них была поддержка неравнодушных к их проблемам людей?».

Фильм Елены четко показал несколько векторов жизни сиротской системы: отношение государства к судьбам детей, тех, кто работает в этой системе, и тех, кто в эту систему приходит извне. Ну и, конечный результат — дети, которые являются жертвами. В кадре они выглядят свободнее, и видно, что им можно помочь, но для этого нужно приложить много усилий.

Это и кадровый отбор, и необоснованность диагнозов, и другой, более качественный процесс обучения, и профессиональное участие общественного сектора в жизни детей, и открытость системы. Обратите внимание, что тот же директор учреждения имеет образование филолога, в учреждении нет реабилитирующих услуг, ну, и невнятного психолога в кадре видели все. Это надо показывать, надо обсуждать, надо выхолащивать и менять.

Когда спустя время мы вместе с Леной приехали в ту же школу-интернат, то накрученные персоналом дети бросались не только на нее, они бросались на самих себя, обозленные невозможностью вырваться из этого ада. Один мальчик даже бросил из-за забора камень. А ведь камень попал как раз в тех, кто пытается помочь ему выйти из-за этого забора. Но созависимость систем формирует верность ее укладу и традициям. Дети — заложники системы. Им нравится уже потом эта зависимость, которая решает за них все и вся. Выйдя из детдома с диагнозом, перестав дергаться, они плывут по течению жизни, потому что давно не верят, что это течение можно изменить. Лена пыталась им помочь повернуть голову. Спасибо тебе Лена, снимай еще прокисшие кишки сиротской системы. Это надо нам всем…